Май 2005 года. Изо дня сегодняшнего весна двадцатилетней давности выглядит для россиян не таким уж плохим временем. Заставшие ту пору наверняка вспомнят и как футбольный ЦСКА выиграл Кубок УЕФА, и насколько смешным был курс доллара — всего-то около 28 рублей. Наверняка в памяти всплывёт и встреча 60-летия победы во Второй мировой, ещё без детей в военной форме и ракет на Красной площади. Жизнь выглядела спокойной и безмятежной.
Неудивительно, что 20 лет назад жители России едва обратили внимание на кошмарные новости из другой части бывшего СССР — Узбекистана. 12–14 мая 2005-го в городе Андижане разыгралась одна из самых страшных трагедий за всю историю постсоветского пространства. Стихийные возмущения судебным произволом обернулись нападениями протестующих на военных с полицией и чрезвычайно жестоким ответом властей. Вышедших на улицы силовики разгоняли не «черёмухой» или дубинками, а боевым оружием. Счёт жертвам шёл на сотни людей.
И спустя 20 лет в Узбекистане лежит негласное табу на память об андижанских событиях. Многие детали той истории остаются загадкой и сейчас. Одно можно сказать точно — майская трагедия 2005-го не только изменила историю самой страны и её соседей по Центральной Азии, но и повлияла на международные отношения в целом. Москву андижанский кошмар не заставил задуматься о пагубности автократии, а лишний раз убедил в коварстве коллективного Запада.
Андижан вместе с одноимённым вилаятом (областью) — одна из самых интересных точек на карте Узбекистана. Чтобы понять это, достаточно нескольких минут в Википедии. Легко заметить, что это крайний восток страны, с трёх сторон окружённый территорией Кыргызстана. С запада же андижанцы граничат с двумя другими вилаятами своей страны: Наманганским и Ферганским.
Три региона-соседа совокупно занимают узбекистанскую часть Ферганской долины, географической области, где границы республики причудливыми узорами сходятся с Кыргызстаном и Таджикистаном. Так вот, Фергана — совершенно особенная часть Центральной Азии. Исторически это одно из немногих мест в макрорегионе, не просто пригодных, а идеальных для оседлого земледелия. Как следствие, долина всегда была многолюдным местом. Сейчас тот же Андижанский вилаят, будучи предпоследним по площади субъектом Узбекистана (4,3 тысячи км2), занимает четвёртое место по населению (3,3 миллиона человек). Другими словами, на территории меньше Тринидада и Тобаго живёт почти столько же людей, как во всём Уругвае, Грузии или Монголии.
«Мы оцениваем Ферганскую долину как пространство, которое способно выплеснуть очень серьёзный потенциал конфликтности на всю территорию Центральной Азии. И тогда очень многие проекты — китайские, российские, турецкие — они все провиснут именно потому, что долина способна обеспечить масштабный заряд агрессивно-пассионарной конфликтности»
— Бахтиёр Эргашев, узбекистанский политолог
Аграрный характер экономики Ферганы и её традиционный уклад жизни не сильно изменили даже 70 лет советской власти. В годы же Перестройки именно эта долина стала одним из очагов исламского возрождения в масштабах всей Центральной Азии — возрождения, нередко принимавшего фундаменталистский характер. Например, в начале 1990-х именно из соседней с Андижанской Наманганской области вышло салафитское движение «Адолат».
В первые годы независимости группировка дублировала законную власть — государству потребовалась пара лет, чтобы силой выдавить её из Ферганы. После ряда трансформаций и переименований эта сверхрадикальная организация стала «Вилаятом Хорасан» в составе запрещённого в РФ «ДАИШ / ИГ»; год назад именно «хорасановцы» взяли ответственность за теракт в подмосковном «Крокусе». Неудивительно, что официальный Ташкент изначально с опаской поглядывал на три своих восточных области. Окружение первого президента Ислама Каримова — выходцы из старых советских элит — воспринимало любую нетрадиционную мусульманскую проповедь как потенциальный салафизм и зародыш будущего восстания.
Прецедент имелся: в 1992-м в соседнем Таджикистане исламские радикалы объединились с секулярными антикоммунистами и пошли с оружием против сменивших цвета партократов из Душанбе. Да, в Таджикистане наследники КПСС в итоге выстояли, пусть и ценой пятилетней ожесточённой войны и компромиссного соглашения с вооружённой оппозицией (на стороне которой, к слову, воевало солидное число узбекских добровольцев). Но повторять этот опыт в Центральной Азии не хотело ни одно правительство — Ташкент здесь исключения не представлял.
В конце 1990-х узбекистанские власти увидели врагов в андижанском проповеднике Акраме Юлдашеве и его последователях. Правительство рассматривало акрамитов как опасных фанатиков — филиал радикальных панисламистов из запрещённой в десятках стран группировки «Хизб ут-Тахрир».
Сам Юлдашев — сравнительно молодой человек 1963 года рождения — происходил из прослойки советизированных жителей Ферганы. При старом порядке он работал на текстильной фабрике, получил высшее образование, потом стал школьным учителем. Будущий проповедник успел даже побыть кандидатом в члены КПСС. Религией он всерьёз увлёкся уже в разгар Перестройки. Акрам действительно какое-то время посещал сходки местных адептов «Хизб ут-Тахрир», но потом разочаровался в салафитах и порвал с ними.
Из знакомства с фундаменталистами Юлдашев сделал неожиданные выводы. Андижанец призывал следовать не букве, а духу исламского вероучения — не гнаться за обрядовой стороной, а подтверждать веру делами. Иронично, что если по официальной версии узбекистанских властей акрамиты были фундаменталистами, то ортодоксальное духовенство упрекало их как раз в неуместном реформаторстве.
«До андижанской трагедии акрамиты не вмешивались в политику. Другое дело, что их учение — ересь. Они считали необязательным для мусульманина молиться пять раз в день и соблюдать пост в месяц Рамадан»
— Мухаммад Садык Юсуф, узбекский муфтий
Прежде всего, Юлдашев просил сколь-нибудь состоятельных земляков не скупиться на пожертвования, а бизнесменов — быть социально ответственными. И Акрама слушали: впоследствии бежавшие из Андижана горожане вспоминали, что последние несколько лет перед трагедией 2005 года у них отлично работали горизонтальные связи. С их слов, на частных предприятиях не платили ниже прожиточного минимума, возмещали все больничные и содержали кассу взаимопомощи.
Торжества своих идей Юлдашев толком не увидел — в конце 1990-х государство усмотрело в нём слишком большую угрозу. Его арестовывали, отпускали, а 17 февраля 1999 года схватили навсегда. За день до этого в столице Ташкенте прогремела таинственная серия из шести взрывов, 16 человек погибли. Власти возложили вину на местных сторонников «Хизб ут-Тахрир», к которым они причисляли и акрамитов. Пойманного Юлдашева на сомнительных основаниях приговорили к 17 годам тюрьмы.
В 2011 году Акрам скончается в фактическом инкоммуникадо — саму его смерть чиновники неофициально признают лишь спустя ещё пять лет. К тому времени на теме андижанских событий 2005-го внутри страны будет прочно наложено табу.
Спусковым крючком к финальной трагедии стало одно кадровое решение. 25 мая 2004 года Ташкент назначил хокимом (губернатором) Андижанского вилаята бывшего министра сельского и водного хозяйства Сейдулло Бегалиева. Новый начальник стал наводить в области и её центре свои порядки.
Летом 2004-го местных жителей возмутил арест 23 андижанских предпринимателей, считавшихся последователями Юлдашева. Формально их обвиняли в причастности к терроризму. Но земляки не сомневались — реальная вина бизнесменов состояла в былой близости к Акраму и нежелании отдавать свои активы людям Бегалиева. В феврале 2005-го над «группой 23-х» начался судебный процесс.
Обстановка в городе постепенно накалялась на фоне новостей из соседнего Кыргызстана, где вдруг вспыхнула Тюльпановая революция. В марте массовые протесты вынудили подать в отставку и бежать в РФ президента Аскара Акаева. Новости из Бишкека потрясли всё постсоветское пространство. Сидевший в своём кресле со времён СССР Акаев выглядел типичным для Центральной Азии секулярным автократом, не особо-то и деспотичным на фоне коллег по цеху. Получалось, раз своего начальника скинули кыргызы, то это же могут повторить и их соседи?
А рубеж 2004–2005 годов выдался особо неспокойным как раз в Узбекистане. На протесты выходили и в вилаятах, и в Ташкенте. В начале мая недовольные ростом цен и коррупцией жители столицы попробовали повторить киевский Майдан — разбили палатки перед посольством США. Ташкентский лагерь оперативно разогнала полиция, но эстафету принял Андижан, где в середине мая ожидали приговор 23 предпринимателям. Ещё 10 мая на площадь рядом с судом вышли тысячи людей, требовавшие справедливости для своих земляков.
«Люди собирались через дорогу от здания суда, где стояли скамейки для пожилых людей. Были и организаторы, регулярно раздающие участникам акции продукты и воду. На вопросы представителей иностранных СМИ собравшиеся возле суда отвечали одинаково — это мирная демонстрация»
— Игорь Дмитриев, казахстанский журналист
И вот тут в андижанской трагедии произошёл насколько важный, настолько и загадочный эпизод, о котором обычно не любят упоминать критически настроенные к узбекским властям авторы. Около 23:30 12 мая в окрестностях города две вооружённые группы почти одновременно атаковали пост патрульной службы и казармы 34-й бригады внутренних войск.
В обоих случаях нападавшие добились успеха: они убили нескольких силовиков и захватили более 300 автоматов Калашникова. Спустя полтора-два часа две группы взяли приступом уже городскую тюрьму — снова ценой жизней как своих товарищей, так и представителей законной власти. Боевики выпустили из-за решётки не только тех самых бизнесменов, но и около 500 подследственных по разным обвинениям. Большинство освобождённых узников примкнули к неожиданным друзьям.
Но кем были эти «освободители»? Почему изначально мирный протест перерос в вооружённый мятеж? Если верить правительственной версии, то никакого противоречия здесь нет: ведь акрамиты, с точки зрения официального Ташкента, изначально служили прокси для радикалов-салафитов. Собрав на протест достаточное число людей, экстремисты попросту сняли маски и открыто перешли к желаемому им насилию. Соответственно, и у силовиков потом не оставалось выбора, кроме как вести по террористам огонь на поражение.
Узбекские правозащитники и оппозиционные СМИ же возлагают вину за события той роковой ночи на Службу национальной безопасности, республиканскую тайную полицию. Будто бы СНБ изначально вела андижанское противостояние к кровавому финалу и в нужный момент использовала приручённую группу фанатиков в своих интересах. В 2008-м эту версию подтвердил бежавший в Великобританию майор госбезопасности Икром Якубов, но неопровержимых доказательств у теории «фальшивого флага» в Андижане пока нет.
Утром 13 мая 2005 года Андижан гудел словно улей. Большинство обывателей плохо понимали суть событий, но все видели — что-то в их городе определённо происходит, и лучше увидеть всё своими глазами. Как потом свидетельствовали работавшие в те дни на месте журналисты, сарафанное радио разносило два взаимоисключающих слуха: о якобы охватившей весь Узбекистан революции и одновременно о том, что на восток страны спешит сам Ислам Каримов. Говорили, что президент лично выслушает жалобы всех недовольных горожан.
Реально же в городе царил хаос. Рано утром загадочные боевики захватили хокимият, областную администрацию. Нескольких чиновников с полицейскими нападавшие взяли в заложники. Они пробовали использовать пленников при торгах по телефону с главой МВД Закиром Алматовым: в обмен на безопасность заложников мятежники требовали выпустить из тюрем узбекских политзаключённых. Но переговоры быстро зашли в тупик и не принесли результата.
Тем временем рядом со зданием начался стихийный митинг, собравший около 10–12 тысяч человек. На главной андижанской площади Бабура «ветераны» протеста соседствовали с пришлыми боевиками и случайными зеваками. Порой любопытствовавшие спешили на площадь целыми семьями. Параллельно на соседних улицах орудовали хулиганы, громя и поджигая случайные здания.
С этим эпизодом связан устойчивый апокриф: будто бы 13 мая президент Каримов действительно летел в Андижан на вертолёте. Но, увидев горящие здания, политик передумал идти к протестующим и тут же согласовал шефу СНБ Рустаму Иноятову карательную операцию. А тот и рад был взять под козырёк, поскольку изначально добивался именно такого сценария.
«Вас, журналистов, наверняка интересует вопрос: какие же цели [боевики] преследовали на самом деле, каковы были их главные требования? Отвечаю: они потребовали, чтобы из мест заключения освободили […] всех их идеологов и подельников, которые находятся в заключении в [разных] местах. Разумеется, мы с такими наглыми требованиями не могли согласиться. Решили, что если мы сейчас согласимся, то этот инцидент может привести к тому, что завтра будут десятки таких захватов по всей территории Узбекистана»
— из официального заявления президента по итогам Андижанской трагедии, 14 мая 2005 года
Как утверждали очевидцы, первые погибшие на площади Бабура и соседних улицах появились ещё до обеда. А около 16:00 в Андижане началась полноценная зачистка. В город с разных сторон вошли колонны бронетранспортёров. Несколько тысяч силовиков — бойцов спецподразделений, солдат внутренних войск, полицейских и мотострелков — блокировали площадь и заняли соседние с ней улицы.
Правительственные силы оттесняли застигнутых врасплох людей от хокимията на проспект Чолпан. Там и вооружённых, и безоружных людей поджидали кордоны спецназа: его бойцы стреляли во всех подряд. Обстановку усугубляли некоторые боевики, сопротивлявлшиеся до последнего — это вело лишь к дополнительным жертвам. К 20:00 сводная группировка восстановила контроль над городом. Солдаты и привлечённые местные жители спешно очищали улицы от многочисленных трупов с пулевыми ранениями. Свидетели утверждали, что убитых далеко не всегда отдавали родным, а зачастую хоронили в тайных братских могилах.
Впоследствии правозащитница Надежда Атаева вспоминала рассказ одного из очевидцев. Прятавшийся от силовиков мужчина слышал, как очередную машину загружали мёртвыми телами, а в их карманах беспрестанно гудели мобильные телефоны. Сотни андижанских семей безуспешно пытались понять, куда подевались их родные.
Есть у майской трагедии в Андижане и другой яркий образ. По давней традиции, в узбекских домах, где прощаются с покойными, на три дня раскрывают двери. И журналистка Шахида Якуб, побывавшая в городе спустя пару дней после бойни, потом вспоминала: частные дома сплошь стояли там с воротами нараспашку.
Неизвестно, удастся ли когда-нибудь установить хотя бы примерное число жертв 12–13 мая 2005 года. Официально власти объявили о 187 погибших, включая 27 сотрудников правоохранительных органов. Журналисты и правозащитники сразу же сочли эти данные сильно заниженными, предположив, что реально речь идёт о порядка 500–1000 человек. Спустя три года вышеупомянутый перебежчик из СНБ Икром Якубов поднял возможное число убитых до 1500.
В первые часы после трагедии многие сотни андижанцев, опасаясь за свою свободу и жизнь, бежали в Кыргызстан. Одних беглецов по пути перехватили силовики, другим всё-таки удалось перейти заветный рубеж — спасла добрая воля кыргызских пограничников. Решением ООН не меньше 460 участников и свидетелей беспорядков получили статус политических беженцев. В июле 2005 этих людей у себя разместили власти Румынии, откуда часть изгнанников перебралась в другие страны.
Для узбекистанского руководства возвращение беглецов любой ценой стало делом принципа. Известен кейс Дилором Абдукадыровой: в 2010-м жившую в Австралии 44-летнюю женщину уговорили вернуться соотечественники-дипломаты. Андижанке обещали, что по прилёту домой ей ничего не грозит. Мол, дело прошлое, вернётесь к мужу и детям, продолжите жить как жили. На деле Дилором ждали арест и суд — в тюрьме она провела долгие восемь лет.
Всего власти Узбекистана осудили за участие в беспорядках не менее 120 андижанцев, проваливших фильтрацию после зачистки. Им предъявили обвинения в умышленных убийствах, терроризме, посягательстве на конституционный строй и по другим тяжким статьям УК. Как правило, никто не получал от суда меньше 10–12 лет, даже при отсутствии неоспоримых улик. К крупным срокам после вторичной поимки были приговорены и те самые бизнесмены, с требований освободить которых и начался протест в Андижане. Правда, властям удалось поймать не всех предпринимателей-акрамитов: считается, что пятерым из них удалось бежать в Кыргызстан и оттуда перебраться на Запад.
Люди в погонах не понесли наказаний за Андижан: инцидент сказался на них по-другому. Трагедия 12–13 мая стала важной вехой для внутренней борьбы между силовыми структурами Узбекистана. «Ташкентский клан» шефа СНБ Рустама Иноятова по сути победил конкурировавших с ним влиятельных выходцев из Самарканда. Иноятов показал президенту свою эффективность и вскоре добился отставок враждебных ему «самаркандских» министров обороны и внутренних дел. Вскоре иноятовское ведомство переросло в невиданного левиафана, которому передали и пограничников, и таможню, и контртеррористический спецназ.
«СНБ и МВД находились в постоянном противоборстве. [Глава МВД Закир] Алматов до Андижана имел большое влияние, но потом Каримов сильно укрепил Службу нацбезопасности и обесценил роль МВД. Алматова отправили на пенсию. А президент пришёл к выводу, что в новых обстоятельствах только СНБ может эффективно выстроить и внутреннюю, и внешнюю политику Узбекистана»
— Надежда Атаева, узбекистанская правозащитница
Вплоть до конца 2010-х годов зарубежные авторы титуловали Иноятова серым кардиналом и даже демиургом узбекистанской политики. Считалось, что без главы госбезопасности в Ташкенте не решают ничего, а для Каримова этот генерал роднее членов семьи. Впрочем, после смерти первого президента его преемник Шавкат Мирзиёев по-тихому отправил влиятельного силовика на почётную синекуру и уменьшил функционал СНБ.
Сразу после андижанского расстрела официальный Ташкент демонстрировал открытость. 14 мая президент Каримов лично провёл пресс-конференцию с участием иностранных журналистов. Глава государства повторил любимый тезис про акрамитов как филиал «Хизб ут-Тахрир» и списал смерти мирных андижанцев на провокации «террористов». Также политик многозначительно намекнул, что его страна — не Кыргызстан: здесь сильное государство и никаких революций у нас не будет.
18 мая узбекистанские власти свезли зарубежных дипломатов с репортёрами в зачищенный Андижан. Двухчасовая поездка оставила у гостей больше вопросов, чем ответов. Им показали всего несколько городских кварталов и не дали самостоятельно побеседовать с жителями. Поступавшие свидетельства не оставляли на Западе сомнений: андижанские события вышли за рамки «просто» разгона митинга и даже контртеррористической операции. 21 мая госсекретарь США Кондолиза Райс призвала официальный Ташкент провести международное расследование случившегося на востоке страны. Власти Узбекистана это предложение ожидаемо отвергли, объявив случившееся в Андижане своим внутренним делом.
До конца года отношения Ташкента с Европой и США — изначально вполне конструктивные — рухнули в пропасть. Евросоюз наложил эмбарго на поставки оружия в Узбекистан и ввёл персональные санкции против ключевых деятелей местного режима. Западные политики и дипломаты продолжали публично критиковать узбекские власти за нарушения прав человека. Наконец, 23 ноября 2005 года Генассамблея ООН приняла резолюцию, прямо осудившую Ташкент за отказ расследовать майские события с международным участием.
Однако республика отнюдь не попала в международную изоляцию. В мае-июне 2005-го президент Каримов триумфально посетил Пекин и Москву. В обеих столицах де-факто одобрили действия узбекистанских властей в Андижане. Отметим, что официальный Кремль изначально выразил солидарность с центральноазиатскими коллегами. Ещё 9 июня тогдашний министр обороны РФ Сергей Иванов, прибыв на Совет Россия — НАТО в Брюсселе, прямо заявил насчёт «неопровержимых данных о присутствии в этих событиях иностранного следа».
Тут сказался внешнеполитический контекст. В середине 2000-х постсоветское пространство лихорадило: одну республику за другой сотрясали т.н. «цветные революции». В ноябре 2003 года этот перечень открыла Грузия, в октябре 2004-го продолжила непризнанная Абхазия, зимой 2005-го пополнила Украина, а ранней весной того же года туда примкнул Кыргызстан. В Кремле не хотели верить, что местным жителям вдруг осточертели такие житейские пустяки как коррупция, бедность и электоральные махинации. Невыгодные себе смены власти Москва списывала на пресловутый иностранный след вкупе с трусостью низложенных правительств. Выходило, что у Ташкента первым хватило духа утереть нос и собственным протестунам-ваххабитам, и их зарубежным кураторам.
«Оказавшись первым человеком, который сумел победить “цветную революцию”, президент Узбекистана Ислам Каримов стал для Владимира Путина героем. Спустя пять месяцев после андижанской резни Россия и Узбекистан подписали договор о союзнических отношениях. Гарантировалось, что в случае, если подобная угроза режиму Каримова повторится, Россия окажет военную помощь»
— Михаил Зыгарь, российский писатель
Впоследствии Каримов ещё дважды (в 2007 и 2015 годах) переизбирался президентом. Он благополучно руководил страной вплоть до самой смерти от инсульта 2 сентября 2016-го. Совокупно 78-летний политик занимал посты первого секретаря компартии УзССР и президента независимого Узбекистана больше 27 лет.
С кончины Ислама Абдуганиевича прошло уже больше восьми лет, но тема событий мая 2005 года в Андижане в стране до сих пор остаётся табуированной. Официальное руководство хранит молчание, а его критики из эмиграции упрекают власти в намеренном забвении трагедии. Весной 2025-го многих покоробили планы построить на месте городской тюрьмы торгово-развлекательный центр. Как пессимистично бросила в интервью казахстанским журналистам узбекская правозащитница Надежда Атаева: «Я не удивлюсь, если Андижан будет переименован — власти нужно, чтобы новые поколения ничего не помнили о тех трагических событиях».
Главное фото – узбекская служба BBC via YouTube
