- Давай начнем с философского вопроса – как все происходящее в России с правом собственности соотносится со статусом рыночной экономики, который пока у нее имеется. Приватизация и защита частной собственности были главными пунктами в повестке экономических реформ конца 1980-х – начала 1990-х. Тогда реформаторы декларировали, что возврата к социалистическому прошлому быть не может. Но мы видим – в том числе и благодаря твоему исследованию совместно с «Новой газетой Европа» -  что деприватизация в России идёт полным ходом.

- Институт права частной собственности, который находился под опекой государства, действительно был важной характеристикой современной России.  Но его статус-кво давно нарушен, начиная с громкого дела «Юкоса» в 2003 году. В середине нулевых оно заставило многих инвесторов пересмотреть свое отношение к России. И на тот момент некоторые иностранные бизнесмены повысили свои оценки риска ведения бизнеса в России.

Долгое время эта история оставалась чуть ли не единственным случаем такого рода, связанным с политическими процессами в стране. Якобы Ходорковский пытался бороться за власть – и, отняв у него с партнерами «Юкос», государство посылало российским олигархам сигнал о том, что они получили госсобственность через приватизацию незаконно. Но спустя 10 лет тема несправедливой приватизации возникла вновь и государство начало ее стремительно развивать.  Так что, конечно же, дело “Юкоса” было миной замедленного действия, которая окончательно разорвалась только сейчас. Буквально месяц назад благодаря определению Конституционного суда появилась возможность пересматривать срок исковой давности по любым приватизационным сделкам с государственным имуществом, вне зависимости от того, когда эта приватизация состоялась.

Я провел исследование того, как государство обратно забирает приватизированные компании. Но в этом  исследовании, помимо приватизационных сделок, есть десятки других. То есть, существуют еще несколько обстоятельств, которые также могут подтолкнуть государство к отъему частной собственности у физических и юридических лиц. Это я еще не говорю про особую группу иностранных агентов и нежелательных организаций, которые де-факто вообще лишены базовых прав, включая эфемерное право собственности. 

Все эти истории демонстрируют новую изменившуюся конъюнктуру в российской экономической системе: когда экономический “пирог” сокращается в размерах, крупные холдинги, связанные с ближним окружением Владимира Путина и силовиками, забирают себе приглянувшиеся активы-  даже когда формальных оснований для такого изъятия нет. 

Поэтому в твоем философском вопросе, как мне кажется, уже заложен ответ. Позиция государства понятна: есть дверь за которым лежат частные активы,  а ключики к этой двери всегда можно подобрать. Вот, например, Калининградский морской торговый порт принадлежал двум собственникам, и у одного забирают актив по причине того, что он якобы нарушил антикоррупционное законодательство, а у другого - потому что он владеет этим активом через иностранную юрисдикцию. То есть, в течение года у двух совладельцев отбирают один и тот же актив по разным основаниям, чтобы он в конечном итоге перешел под контроль людей из Росатома.  

‍

Илья Шуманов. Фото из личного архива

‍

Я уже не вижу возможности рекомендовать инвестировать в активы в современной России даже тем людям, кто имеет красный (в смысле российский) паспорт. По одной простой причине: риски владения максимальны и право собственности на такой актив не защищены.

- Согласно вашему исследованию, с начала войны прокуратура изъяла у собственников 411 компаний с активами в 2,6 трлн рублей. С чем эту сумму можно было бы сравнить? И какими темпами, на твой взгляд, дальше будет идти силовая национализация? 

- Два триллиона рублей – это годовой объем российского рынка телекоммуникационных услуг. Или, например, 2,1 трлн рублей - дефицит федерального бюджета за 2024 год. Так что 2,6 трлн - это гигантская сумма. И государство  использует такие изъятия активов, чтобы в первую очередь затыкать дыры в худеющем бюджете. 

В отдельных отраслях встречаются очень незначительные предприятия с точки зрения масштаба. К примеру, завод по производству минеральной воды в Ставропольском крае с выручкой на сотни миллионов рублей. Или особняк в центре Москвы, изъятый Генеральной прокуратурой – вряд ли это сильно повлияет на рынок недвижимости, таких объектов много. Но, с другой стороны, мы видим и значимые активы типа Raven Russia – крупнейшую логистическую компанию в России. 

Или возьмем историю с арестом Вадима Мошковича: его уголовное дело явно свидетельствует о том, что у него будут забирать активы. И это будет сильным ударом по агропромышленному рынку, потому что его холдинг “Русагро” занимает там большую долю.  С портовой инфраструктурой тоже всё более-менее понятно – там государство все в свои руки забирает, и на этом направлении идет масштабное перераспределение собственности.  То есть, какие-то отдельные отрасли перекраиваются сильно, до некоторых у государства еще не дошли руки. Хотя во многих случая мы видим, что изъятые активы уходят частным собственникам и получается, что среди заинтересованных лиц в изъятии активов не всегда есть чиновники.

Где-то мы видим только первые шаги, потому что рынок меняется еще и сам по себе из-за санкций. Например, Евросоюз ввел запрет на поставки свинца из России – и все российские предприятия по производству свинца оказались на грани банкротства. Государство им говорит: ну, это не повод для того, чтобы закрываться, продолжайте работать, а тех, кто не хочет мы заберем в казенную собственность. А иногда какой-то ходатай может дойти [до верхушки] и сказать: вот есть предприятие на грани банкротства, стратегически важное, отдайте его мне, я буду его развивать. Как эти предприятия будут реорганизованы, мы пока не знаем  –  может быть, их разделят на куски, объекты недвижимости выведут, либо перепрофилируют производство.

- А что ты думаешь о деле Мошковича? Кто заинтересован в том, чтобы забрать у него “Русагро”, в чью пользу ему нужно принять правильное решение, посидев в СИЗО? В середине мая ему продлили на три месяца срок содержания под стражей, под  домашний арест не переводят - очевидно, миллиардер Мошкович пока не сдаётся. Кто его противник?

-  Мне трудно сказать, кто реальный бенефициар этого дела. Очевидно, что там торчат уши [спикера Госдумы] Вячеслава Викторовича Володина, который опекает холдинг “Солнечные продукты”: его основатель Владислав Гуров - бизнес-партнер семьи Володина, -  как раз потерпевший по уголовному делу, по которому обвиняют Мошковича. Но сам по себе Вячеслав Викторович Володин не может организовать такое наступление на агропромышленного гиганта. И едва ли Владислав Гуров может стать бенефициаром этой истории. Дело в том, что на агропромышленном рынке тоже идет передел собственности. И главный оператор  передела этого рынка – это Россельхозбанк и связанные с ним структуры. Соответственно, это люди [вице-премьера] Дмитрия Патрушева. 

И начался этот передел не сейчас, а тогда, когда [его отец, секретарь Совета безопасности] Николай Платонович Патрушев заговорил о продовольственной безопасности. Сейчас идет продолжение этой тенденции. Мандат у вице-премьера Патрушева есть, инструменты в лице Генеральной прокуратуры есть. Но это - тенденция последних лет. Если в 2022-м году и даже начале 2023 года мы не видели массового изъятия активов в агропромышленном секторе, в течение 2023-2024 году началось изъятие земельного банка у частных собственников.  Агропромышленные холдинги – концерн “Покровский”, “Макфа” и т.д., а также рыбопромышленные предприятия тоже попадают под прицел Генеральной прокуратуры. В нашем исследовании пищевая промышленность и алкоголь занимают чуть ли не четверть среди всех изъятых активов, которые изымали в самом начале.

Я бы сказал, что это очень интересное наблюдение. Не единственное наблюдение, о котором можно говорить, но значимое, потому что фактически на уровне крупного аграрного бизнеса “продразвёрстка” в России уже началась.

‍

Вадим Мошкович в суде. Фото: Суд общей юрисдикции Москвы

‍

- А как обстоят дела у иностранных ивесторов, которые активно заходили в российский агропром в  2000-е- 2010-е? Думаю, у них немало интересных активов осталось. 

- В принципе паспорт [владельца] не важен. Паспорт - это одна из причин, которая может толкнуть на изъятие того или иного актива. Возьмем, например, Heidelberg Materials – международного лидера по производству цемента,  №2 в мире. Генеральная прокуратура пыталась изъять его российские активы, но отозвала все свои иски. Казалось бы, немецкий холдинг, забирай не хочу – в сегодняшних российских реалиях слова никто не скажет. Но нет, остановились, положили на место и больше не появляются на этих предприятиях. Не каждому иностранному инвестору так везет.

Есть предприятия с понятными связями, аффилированные с политически значимыми российскими  лицами. Например, “Эконива” - компания немецкого бизнесмена Штефана Дюрра. Он связан с руководителем Россельхознадзора Сергеем Данквертом, с  [бывшим министром сельского хозяйства, а ныне вице-спикером Госдумы Алексеем] Гордеевым, у него крепкий тыл. И пока с его патронами ничего не произойдет, у этого человека, соответственно, тоже будет все в порядке.

Примерно так же можно сказать про каждого иностранного бизнесмена [до сих пор работающего в России]. Возьмем итальянский “Аристон”. Есть указ о национализации, российские активы компании начинают передавать во внешнее управление структуры “Газпрома” – и вдруг раз, Путин всё отыгрывает обратно. Значит, возможны теневые договоренности. 

Конечно, у активов иностранных инвесторов в России есть огромный потенциал для раскулачивания. Многие инвесторы, которые подали документы в правительственную комиссию на отчуждение своих активов, зависли в ожидании. Они уже нашли покупателей на свой бизнес, готовы заплатить этот “царский оброк” -  продать ниже рыночной стоимости, просто лишь бы выйти с российского рынка. Но правительственная комиссия заморозила этот процесс. И в этом бутылочном горлышке уже тысячи иностранных предприятий висят. Понятно, что это коррупционноемкий рынок, который регулируется в ручном режиме по принципу “друзьям - всё, другим – закон”. Больше никаких вариантов нет. 

Я бы здесь перефразировал твой вопрос: а вообще захочет ли кто-нибудь когда-то еще зайти на российский рынок при текущем политическом устройстве в России? Думаю, что, при текущем положении вещей, конечно же, нет. Вне зависимости от того, откуда инвестиции – китайские, турецкие, европейские или ближневосточные.  Понятно, что новых инвесторов и иностранных инвестиций в Россию не ожидают. И едва ли они могут быть даже под какие-то большие политические гарантии.

- Меня очень впечатлила серия репортажей издания «Бумага» из захваченного Россией Мариуполя о том, что происходит с правами собственности на жилье у местных жителей. Например, российские власти могут снести дом, а по его адресу построить новый, чтобы не выплачивать никаких компенсаций украинским гражданам, которые там жили  до войны. Подобные творческие способы обращения с законодательством о собственности на жилье и землю множатся там на глазах.  В общем, если в плане политических репрессий российские власти явно учились у белорусских, то в смысле экономики нужно, наверное, смотреть на ЛДНР. Вполне возможно, что это дикое поле – будущая новая норма. А ты как думаешь? 

- Оккупированные территории – это до сих пор “серая” зона с точки зрения российского права, право собственности там в полном смысле не действует, и контроль за этими территориями ослаблен. Так что предыдущие собственники имеют весьма виртуальные права на все, что у них там было. Это касается и коммерческих предприятий, и обычных граждан.

Восстановление ЛДНР и другие оккупированных территорий – это вотчина Марата Хуснуллина, и можно предположить, что он и его ближнее окружение будут максимально долго доить эту корову. Снос разрушенных домов – это отдельный бизнес, строительство домов – другой бизнес. Сколько домов надо разрушить, столько  эти люди и разрушат; сколько надо построить, столько и построят. Это реально большой объем “коррупционный пирог”, на котором сидят люди из ближнего окружения Хуснулина, и разумеется, никому они отдавать его не будут.  По сути, такой объем денег – это масштаб Олимпиады в Сочи: необходимо освоить миллиарды долларов в очень ограниченный промежуток времени. 

- Интересно, что ты смотришь на происходящее как на бизнес-проект масштаба Олимпиады, то есть как на нечто, поддающееся рационализации. А что тогда сказать о завершившемся на прошлой неделе Петербургском юридическом форуме, где практически каждое заявление открывало бездны творческого отношения к законодательству? Похоже, в России наступил такой праздник непослушания, что в правоприменении возможно буквально всё.

- Конечно же, присутствие на этом форуме талибов, рассказывающих про права человека, и [председателя Следственного комитета Александра] Бастрыкина в роли главного русского националиста сразу расставило все акценты. 

‍- И СССР, оказывается, до сих пор существует!

- Да, то, что юристы рассказывают, что СССР на самом деле не закончился и продолжается до сих пор -  это всё какой-то плохой спектакль. Другое дело, что эти новые нормы в том или ином виде появятся в законодательстве, потому что всё это находится в головах у людей, принимающих решения. Например, оценка иностранного вмешательства в историю нашей страны – богатая тема для ревизионизма. Можно будет возбудить уголовное дело против поляков, которые во время Смуты посадили на российский трон Лжедмитрия, например. Я ничему уже не удивляюсь.  

Возьмем историю про запрет несуществующего движения чалйдфри. Еще 10 лет назад рассуждения на эту тему были просто частью общественной дискуссии. Но когда видишь, что сегодня анти-абортные, пролайферские инициативы внедрены во многих регионах и обсуждаются на федеральном уровне – конечно же, начинаешь более осторожно относится к таким спектаклям, как на юридическом форуме в Петербурге. Становится очевидным, что все наши демократические достижения последних 30 с лишним лет могут развалиться, как карточный домик от дуновения ветра. Воспринимать их как данность – ошибка, всё это очень хрупко на самом деле. Опуститься в пучину мрака и архаику, как показывает пример того же Ирана, можно очень быстро.

- Помнишь, было такое осуждающее выражение времён раннего путинизма по отношению к российским олигархам -  «поураганили в 1990-е». Интересно, какой глагол останется в истории для того, что происходило в России в 2020-е?

- Трудно подобрать слова, это правда. Только эта страница истории – длящаяся и вполне может продлиться еще двадцать-тридцать лет. Вопрос в том, чем закончится  то, что мы наблюдаем сейчас: деградация права и ревизия общественного договора по всем пунктам. На сегодняшний день он звучит так: право только у тех, у кого есть сила - остальные никаких прав не имеют. Эта позиция совершенно чудовищная и рано или поздно приведет к катастрофе. Такой миропорядок не может не кончиться бунтом. Мне кажется, именно новый общественный договор должен стать точкой пересборки. Тогда и можно будет оценить, в какой яме – точнее сказать, зиндане – мы оказались. Чтобы из него выйти, потребуется время и принятие ответственности за происходящее.

На главном фото – Александр Бастрыкин на ПМЮФ-2025. Источник: сайт СК