Холодная война между СССР и США — особый конфликт в истории человечества. С обеих сторон его вели не столько военные, сколько разведчики, дипломаты, оружейные конструкторы и даже журналисты со спортсменами и деятелями культуры. Поэтому неудивительно, что здесь полёт одного-единственного самолёта мог выйти сопоставимым с действиями крупной армейской группировки в обычной войне.
Так вышло 1 мая 1960 года. Разведывательная миссия лётчика Фрэнсиса Пауэрса обернулась для Штатов одним из крупнейших провалов за всё противостояние. Они не просто потеряли над вражеской территорией считавшийся неуязвимым самолёт. Их агент живым попал в руки Советов и затем покорно предстал перед вражеским судом. Ну а высшее военно-политическое руководство США, пытаясь замять инцидент, лишь выставило себя лжецами и неумехами перед всем миром.
Тогда две сверхдержавы безвозвратно упустили момент для разрядки международной напряжённости. И это спустя всего пару лет чуть не привело человечество к Третьей мировой.
Огонь по своим
Сергей Сафронов — сегодня имя этого старшего лейтенанта ВВС СССР вспомнят лишь самые въедливые знатоки отечественной истории. Его фамилию не носят улицы российских городов, ему не ставят памятников и не посвящают кинолент. Между тем, Сафронов в своём роде уникальная фигура: за всю Холодную войну он единственным погиб при действиях против сотрудника спецслужб США, нелегально проникшего на советскую территорию. Притом не где-нибудь на приграничье, а вдали от любых рубежей — в окрестностях Свердловска.
В 1960-м тридцатилетний Сафронов нёс службу в 764-м истребительном полку, дислоцированном как раз на Среднем Урале. Рано утром 1 мая Сергею не повезло оказаться одним из пилотов, кого командование отрядило в безнадёжную погоню. Лётчикам предстояло настигнуть на МиГ-19 нарушивший границу американский самолёт-шпион Lockheed U-2 — за его штурвалом и сидел тот самый Пауэрс.
В 8:53 по московскому времени американца с земли настиг огонь комплекса С-75 «Двина» 57-й зенитной ракетной бригады. Но Сафронов вместе с более опытным напарником, капитаном Борисом Айвазяном, продолжал преследовать нарушителя. Что хуже, противовоздушная оборона не поверила в достигнутый успех. Пауэрса подбил 2-й дивизион 57-й бригады, а остальные подразделения ещё в течение получаса вели огонь — их подстёгивало начальство, уже изрядно накаченное Москвой.
В 9:23 4-й дивизион бригады выпустил ещё три ракеты из С-75. Роковой приказ отдал лично замком Свердловского округа ПВО генерал-майор Иван Солодовников, спешно прибывший на охоту за U-2. Ненужный залп стал роковым для Сафронова. Более умудрённый Айвазян увернулся от огня своих. Впоследствии он вспоминал:
«Я не понял, что Пауэрса сбили, на земле не поняли, что обломки летят, и вот мы выползаем из этих обломков. Впереди я, […] позади Сафронов, […] и мы вот такой кишкой поползли. И с этого момента нас начали воспринимать как врага, как цель, которая изменила высоту до 11 тысяч метров. […] Я принял решение садиться не как обычно — круг делаешь над аэродромом и садишься, а прямо с ходу, как только аэродром под тобой появляется. Это и спасло — чистая случайность, — на интуитивном уровне я ушел из зоны действия ракеты, стал ей недосягаем по высоте».
Причиной трагедии стало банальное разгильдяйство. Лётчикам в спешке забыли поменять коды системы «свой-чужой», и солдаты 57-й бригады не понимали, что бьют по своим же пилотам. Но высшее начальство в итоге рассудило по принципу «победителей не судят». Ведь советская ПВО после нескольких лет провалов всё-таки настигла считавшийся несбиваемым U-2.
Солодовникова без лишнего шума отправили в почётную отставку, а Сафронова в числе прочих участников погони за Пауэрсом посмертно наградили орденом Красного Знамени. Причём само слово «посмертно» в приказе на награждение покойного офицера опустили. Видимо, чтобы ничем не омрачать славную победу советских войск.
Во вражье логово — верхом на драконице
Эта история началась с паранойи в высоких кабинетах. Причём не московских, а как раз вашингтонских. В середине 1950-х годов администрацией Дуайта Эйзенхауэра овладел призрак Пёрл-Харбора. ЦРУ прознало про новое советское оружие — стратегические бомбардировщики М-4, способные нести ядерные снаряды.
В сознании 34-го президента США и его людей новость об этом самолёте мгновенно переросла в образ вражеских авиаорд, уничтожающих в Америке всё живое. Для такого эффекта советской стороне хватило не самой хитрой уловки: М-4 стали сразу присваивать двузначные, а потом и трёхзначные бортовые номера. То есть, реальное количество бомбардировщиков со стороны воспринималось сильно завышенным.
В июле 1955 году Эйзенхауэр попробовал решить проблему деликатно. В швейцаркой Женеве он лично предложил Никите Хрущёву план «Открытое небо». Речь шла о взаимном праве свободно вести разведку невооружёнными летательными аппаратами. Советский лидер отказал —идея визави выглядела уж слишком иезуитской. Если Штаты для аэроразведки против СССР располагали сразу несколькими точками (Западной Германией, Италией, Норвегией, Турцией, Пакистаном), то Москва на тот момент не обладала никакими союзниками в Западном полушарии. До Кубинской революции оставалось ещё четыре года, и едва ли хоть одна близкая к США страна согласилась бы пустить к себе советские ВВС.
Тогда ЦРУ и взялось за программу разведывательных полётов втёмную. Официально в документах ведомства она называлась Project AQUATONE, но в историю прочно вошла как операция Overflight («Перелёт»). В конце того же лета 1955-го конструктор Кларенс Джонсон создал принципиально новый шпионский самолёт Lockheed U-2. Разработка проходила крайне напряжённо, Джонсону и его людям пришлось в сжатый срок решать беспрецедентные для своего времени задачи. Достаточно факта, что при испытаниях машины, получившей за сложность в управлении прозвище Dragon Lady, погибло сразу трое пилотов. Но на выходе США получили желаемое — сверхсовершенный одноместный воздушный разведчик, способный летать на высоте свыше 20 километров, вне досягаемости для тогдашней советской авиации и средств ПВО.
В июне 1956 года пилоты U-2 под эгидой ЦРУ совершили первые полёты над сателлитами СССР в Восточной Европе. Спустя месяц настал черёд западной части собственно советской территории, включая небо над Москвой и Ленинградом. Результаты превзошли все ожидания. Со снимков поставленных на самолётах фотокамер Perkin-Elmer аналитики разведки отчётливо различали не то что технику и постройки, но даже отдельных людей. Достаточно быстро американцы осознали, что трёхзначные номера на зловещих М-4 не больше чем блеф: у потенциального противника нет опасных бомбардировщиков в нужном для массированного налёта числе.
Осознали — и не свернули начатого. Теперь ЦРУ манила уже не европейская часть Союза, а необъятные просторы его азиатской части. В 1950-х годах в Америке имели весьма примерное представление о советских военных объектах на Урале, в Сибири и Казахстане. Разработка Джонсона позволяла закрыть все эти пробелы. Конечно, Белый дом сознавал: каждым таким полётом они тычут палкой в медведя. Советские радиолокаторы фиксировали все нарушения своих рубежей, а в Кремле прекрасно понимали, кто и с какой целью идёт на этот шаг.
Ещё в том же 1956-м Хрущёв при встрече с начштаба ВВС США генералом Натаном Твайнингом грозил: мол, мы всё понимаем, скоро превратим ваши самолёты в летающие гробы. Однако в Штатах подобные угрозы вызывали всё меньше страха, и вначале колебавшийся Эйзенхауэр раз за разом согласовывал всё новые полёты «дракониц» вглубь территории сверхдержавы-соперницы. Считается, что до 1 мая 1960-го состоялось не меньше 24 таких миссий.
Слишком уж большой «Шлем»
Между тем Хрущёв не так уж и блефовал. Ещё в 1953 году советские конструкторы из ОКБ-2 («Факел») начали работу над подвижным зенитно-ракетным комплексом с особой зоной досягаемости. В 1957 их труд увенчался успехом: правительство приняло на вооружение комплекс С-75 «Двина». Для середины ХХ века эта разработка представляла исключительное оружие. «Двина» на расстоянии до 29 километров могла поражать управляемыми зенитными ракетами цели на высоте до 22 километров. Другими словами, в её потенциальные жертвы попадал и злокозненный U-2.
До сих пор неясно, понимали ли это за океаном: к 1960-му ЦРУ едва ли совсем уж не знало о существовании С-75. Скорее всего, в Штатах что-то слышали про новые установки у потенциального противника, но недооценивали как их возможности, так и степень рассредоточенности «Двин» по всей советской территории. К тому времени американцы всё реже проникали в воздушное пространство СССР с запада. Куда чаще они использовали менее защищённое подбрюшье Советов в Центральной Азии, взлетая с базы Бадабер в дружественном Пакистане.
9 апреля 1960 года очередной такой полёт совершил лётчик Боб Эриксон. Рано утром он пересёк афгано-советскую границу в районе Памира и проник дальше на север. Нарушитель поочерёдно сфотографировал космодром близ приаральского посёлка Торетам (будущий Байконур), Семипалатинский ядерный полигон и другие интересные начальству объекты в Казахстане. Выполнив поставленные задания, Боб беспрепятственно вернулся в Бадабер. Разумеется, полёт его U-2 с самого начала «видели» вражеские РЛС, но помешать чем-либо Эриксону советские военные не могли. Московским дипломатам оставалось лишь привычно направить коллегам из США закрытую ноту протеста — те в ответ столь же привычно отмели все обвинения.
Однако той весной американцам было мало тайн одной Казахской ССР. 16 мая в Париже предстояла встреча глав четырёх держав-победительниц во Второй мировой. Эйзенхауэр перед новой встречей с Хрущёвым хотел обладать максимально возможной информацией о состоянии советских войск, ВПК и космической отрасли. Поэтому на конец апреля ЦРУ назначило новый, ещё более сложный пролёт над советской территорией под кодовым названием Grand Slam («Большой шлем»), взятого из карточной игры в бридж. Исполнителю «Шлема» предстояло повторно заснять Байконур и больше не задерживаться в казахских степях. Дальнейший маршрут вёл на север и северо-запад: Челябинск — Свердловск — Киров — Архангельск — Северодвинск — Кандалакша — и, наконец, Мурманск. Оттуда разведчику полагалось перелететь на ближайший аэродром союзников в норвежском Будё.
Командование доверило «Большой шлем» бывшему капитану ВВС США Фрэнсису Гэри Пауэрсу. Тридцатилетний уроженец штата Кентукки считался одним из ветеранов операции Overflight. Ещё в 1956-м он покинул обычную военную авиацию ради службы ЦРУ; по настоянию молодой жены Пауэрс польстился на авантюрную и более высокооплачиваемую работу в разведке. К маю 1960-го лётчик не меньше пяти раз нарушал советские границы, всякий раз успешно выполняя поставленные задания.
«Мы никогда не пытались пролететь над всей территорией Советского Союза […], главным образом из-за рисков для технического обеспечения. Но в данном случае [перед 1 мая 1960-го] было решено, что цель оправдывает средства. Начерченный маршрут позволит нам проникнуть в Россию глубже, чем когда-либо и даст пройти над объектами, которые мы никогда не фотографировали […]. Полёт должен был продолжаться девять часов, а его протяжённость составляла около 3800 миль [более 6100 километров]»
— Фрэнсис Пауэрс
Изначально американцы назначили Grand Slam на 28 апреля. Но из-за логистических трудностей и нелётной погоды дату пришлось чуть сдвинуть. В итоге Пауэрсу выпало лететь в воскресенье 1 мая — в Международный день трудящихся, одно из двух главных торжеств в календаре тогдашнего СССР. Совпадение шпионского полёта с коммунистическим праздником вышло чисто случайным, но впоследствии эта деталь не могла отдельно не раздражать советское руководство.
Хищник загнан в горы
Около 5:00 по Москве Пауэрс поднял свою «драконицу» в небо. Спустя полчаса с небольшим он благополучно прошёл афгано-советский рубеж и устремился вглубь территории СССР.
Казалось, всё шло по привычному сценарию. Установленные на границе радиолокаторы вновь оперативно засекли нарушителя, но лётчики на не самых современных МиГ-15 были бессильны перехватить или сбить наглеца на более совершенной машине — они физически не могли набрать нужную высоту в 20 километров. Так что Пауэрс и дальше вёл свой U-2 поверх узбекских полей, казахских степей и ещё полноводного Аральского моря, не представляя, какие страсти кипят на другом конце СССР.
Тем утром в Москве под началом Никиты Хрущёва готовились к первомайскому параду на Красной площади. Важнейшим атрибутом праздника служил проход солдат и техники армии СССР. И фактический глава государства пришёл в ярость, узнав об очередном нарушении своего воздушного пространство. Как так, в столице мы бряцаем оружием, а на рубежах в который раз упускаем вражеских шпионов — даже в священную для каждого советского человека дату!
Взбешённый первый секретарь КПСС немедленно разнёс высшее командование. Маршалы с генералами, в свою очередь, накачали подчинённых из разных военных округов. Рассказывали, будто в те минуты главком ПВО СССР маршал Сергей Бирюзов в сердцах бросил: мол, будь бы я ракетой — сам бы сбил подлеца. Разумеется, прославленному военчальнику участь камикадзе не грозила. Смертниками командование решило сделать двух офицеров в более скромном звании — капитанов ВВС Игоря Ментюкова и Анатолия Саковича.
Утром 1 мая оба лётчика случайно находились на свердловской авиабазе «Кольцово». Напарники просто перегоняли два истребителя-перехватчика Су-9 с ремонта в Новосибирске к белорусским Барановичам, а уральский аэродром служил одной из промежуточных точек. На ведомых ими самолётах не стояло ракет, а сами Ментюков с Саковичем были без высотно-компенсирующих костюмов, необходимых для боевых заданий в воздухе. Тем не менее, в восьмом часу утра по Москве начальник авиации ПВО СССР генерал-лейтенант Евгений Савицкий лично приказал офицерам настичь и протаранить нарушителя.
На тот момент Су-9 считался передовой машиной — на вооружение его приняли всего три года назад. Этот перехватчик был одним из немногих самолётов СССР, способных взять заветную высоту в 20 километров, пусть и при определённых условиях. Конкретно для Ментюкова и Саковича выполненное задание автоматически значило гибель. Без нужной спецодежды они не смогли бы катапультироваться из кабины в случае успешного тарана с неизбежными повреждениями фюзеляжа Су-9.
К счастью, оба пилота благополучно выжили, не настигнув американца — прежде всего, из-за неверного наведения на цель с земли. Однако военное начальство в Свердловске запаниковало ещё больше: ведь нарушитель, за которым пристально следили в Кремле, грозил уйти дальше! Тогда врага решили останавливать всеми доступными средствами: против него отрядили лётчиков из местного 764-го авиаполка и по нему же почти одновременно открыла огонь из новёхоньких «Двин» 57-я бригада ПВО.
Несогласованные действия пилотов с зенитчиками привели к упомянутой выше трагедии. Одна из восьми выпущенных с земли ракет поразила МиГ-19 старлея Сергея Сафронова. Причём, как выяснится позже, пускать её не было никакого смысла. Самолёт Пауэрса советские зенитчики подбили первым же выстрелом — часы показывали 8:53 утра по Москве.
Оконфуженный Айк и торжествующий Хрущёв
Ракета взорвалась около хвоста U-2. Вся задняя часть «драконицы» оторвалась почти мгновенно и ставший грудой металла самолёт неумолимо устремился к земле. Пауэрс с трудом успел выбраться из кабины и уже в свободном падении раскрыл парашют. Американцу (не) повезло упасть рядом с населённым пунктом — селом Косулино в 28 километрах к юго-востоку от Свердловска. Там его быстро нашли наблюдавшие за авиакатастрофой местные колхозники, вначале принявшие сбитого лётчика за своего соотечественника.
Однако нисколько не владевший русским Пауэрс не имел даже шанса выдать себя за советского человека. На ломанном немецком, через приведённую косулинскую учительницу в качестве переводчика, пилот подтвердил, что он из Соединённых Штатов. Незваного гостя забрали прибывшие офицеры милиции и КГБ. При обыске у него изъяли деньги, документы, нож, пистолет с глушителем и другие вещдоки, включая булавку с быстродействующим ядом — на случай, если бы агент при провале решился бы на самоубийство. Фрэнсис же выбрал жизнь и сперва оказался в дурацком положении.
Официально участники программы Overflight прикрывались легендой мнимой работы на NASA. В случае сбития или перехвата им полагалось заявлять, что они — метеорологи, нечаянно заблудившиеся при наблюдении за воздушными потоками. Как признавал потом сам Пауэрс, он сразу отсёк возможность, что советская госбезопасность поверит в эту байку — уж слишком далеко стоял Свердловск от любых госграниц. Да и любому контрразведчику хватило бы беглого взгляда на инвентарь американца и остатки его машины (они рухнули рядом с соседней от Косулино деревней), чтобы понять: никакой метеорологией этот иностранец не занимался.
В Кремле и на Лубянке изначально не сомневались, что поймали разведчика. Тем более, что Пауэрс после перевода в Москву начал осторожно давать признательные показания. Велик был соблазн сразу вытащить изобличённого агента ЦРУ под телекамеры, но Хрущёв разыграл более хитрую комбинацию. Советский лидер дождался, когда 5 мая 1960-го Госдеп США заявил о вероятной авиакатастрофе U-2 — мол, «метеоролог» мог разбиться при «взятии воздушных проб в районе советско-турецкой (sic!) границы».
Лишь 7 мая Никита Сергеевич объявил: никакого метеоролога в Закавказье не было, американский шпион сбит в совсем другом месте, сейчас он в плену и уже сотрудничает с компетентными органами. Выходило, что Белый дом — официально отрицавший до этого разведывательные полёты над СССР и странами соцблока — врал не только потенциальному противнику, но и всему миру, включая собственных граждан. Теперь же Советы поймали лжецов с поличным.
11 мая 1960 года президент Эйзенхауэр скрепя сердце признал программу Overflight и своё непосредственное участие в ней: как глава государства, он санкционировал каждый незаконный полёт вглубь чужой державы. Спустя пять дней встреча глав бывших держав-союзниц по Второй мировой ожидаемо провалилась — Хрущёв демонстративно саботировал работу саммита.
«Эйзенхауэр объяснял [тайные полёты над СССР] тем, что Советский Союз является закрытой страной и США вынуждены были, заботясь о своей безопасности, вести разведку. Говорил, что и в дальнейшем США будут так поступать. […] Явно неразумное выступление, если не сказать больше. […] Теперь мы не щадили и президента, потому что он сам подставил свой зад, и мы раздавали американцам пинки сколько угодно и как только возможно…»
— Никита Хрущёв
В Советском Союзе вымученное признание Айка обоснованно расценили как важный штрих к достигнутой победе. Орденами и медалями за сбитие Пауэрса наградили 21 военнослужащего, причастного к сбитию Пауэрса. Официальных благодарностей власти удостоили и косулинских колхозников, нашедших американца рядом со своим селом. Обломки же поражённой «драконицы» выставили на всеобщее обозрение в московском Центральном парке имени Максима Горького.
Жизнь после падения
Частью советского триумфа стал и поспешный суд над Пауэрсом. 19 августа 1960 года Военная коллегия Верховного суда признала американца виновным по статье «Об уголовной ответственности за государственные преступления».
Параграф предполагал наказание вплоть до смертной казни, но судьи ограничились всего 10 годами лишения свободы. Всё-таки сбитый лётчик сотрудничал со следствием, признал вину и даже выразил раскаяние. Вдобавок на показательный процесс свезли десятки иностранных журналистов, там же присутствовали и приехавшие из США жена и отец Пауэрса — суровый вердикт при таких обстоятельствах был ни к чему.
В печально известном Владимирском централе Пауэрс провёл менее двух лет. 10 февраля 1962 года пилота обменяли на осуждённого в США советского шпиона Уильяма Фишера («Рудольфа Абеля»), на протяжении девяти лет собиравшего для Кремля секретную информацию о ядерных объектах США. Довеском к Пауэрсу в этой сделке пошёл соотечественник, студент Фред Пайор; его по надуманному обвинению в шпионаже держали в одной из тюрем ГДР. Сам обмен прошёл на Глиницком мосту в разделённом Берлине, впоследствии возлюбленном авторами художественных лент про Холодную войну.
В русскоязычных источниках до сих пор живуч миф о травле Пауэрса по его возвращении домой. Мол, в Штатах своего горе-шпиона заклеймили последним трусом и предателем. На деле профильный комитет Сената, разобрав дело Фрэнсиса, не обнаружил никакой измены в его действиях в советском плену. Лётчик сообщал русским только те факты, которые они либо знали и так, либо могли установить, работая с обломками самолёта и изъятыми документами.
«Я удовлетворен тем, что Пауэрс [в СССР] вёл себя образцово, в соответствии с высшими традициями служения своей стране. Я поздравляю его с достойным поведением в плену»
— Прескотт Буш, сенатор США от штата Коннектикут в 1952–1963 годах
Да, на оперативную работу разоблачённому Пауэрсу путь был заказан. Но его охотно взяли пилотом-испытателем в Lockheed — ту самую компанию, что и выпускала самолёты U-2. Правда, в 1970-м Фрэнсис разрушил свою новую карьеру, выпустив мемуары с подробным рассказом о личном опыте в разведке и инциденте 1 мая 1960 года. Под давлением ЦРУ он ушёл из оборонки и с тех пор пилотировал гражданские вертолёты. Эта работа вышла для лётчика последней в жизни — 1 августа 1977-го он погиб за штурвалом в авиакатастрофе.
Нервная реакция ЦРУ на мемуары Пауэрса объяснима. Происшествие с U-2 под Свердловском омрачило в целом успешное президентство Эйзенхауэра и стало одним из самых громких провалов американских спецслужб за всю Холодную войну. Весной 1960-го сбитый самолёт тогда утащил за собой и американо-советские отношения, спровоцировав новый виток противостояния. Его кульминацией осенью 1962 года станет Карибский кризис, когда уже Хрущёв на принципиально ином уровне повторит недавние ошибки своих противников — но это будет совсем другая история.
