Самодельный транспарант заложников в Будённовской ЦРБ, обращённый к федеральным силам. Музей современной истории России. Фото: Wikipedia / Asħab
Самодельный транспарант заложников в Будённовской ЦРБ, обращённый к федеральным силам. Музей современной истории России. Фото: Wikipedia / Asħab
Будённовск-1995 — это не просто «пару месяцев назад» по меркам истории, но и весьма знаковое событие для всей страны. В те дни Россия впервые в постсоветской истории столкнулась с крупным захватом заложников. Впервые властям на уровне главы правительства пришлось вести переговоры с противником и искать компромисс.
Тогда обе стороны даже выполнили обещанное. Москва приостановила боевые действия в Чечне, а террористы освободили захваченных заложников; точнее, их выжившую часть. Но почему этот вроде как успешный опыт руководство страны больше никогда не повторяло, а война после Будённовска продолжалась больше года?
Летом 1995 года первая кампания ВС РФ против самопровозглашённой Чеченской республики Ичкерия миновала отметку в полгода. Из 2025-го это кажется не бог весть каким показателем, но тогда страна была совсем другой. Ельцинская Россия от войны на Кавказе устала ещё в самом её начале, при печальной памяти новогоднем штурме Грозного.
«Настроение в обществе было пацифистское. Оно радикально отличалось от Второй чеченской, тогда к чеченцам было сочувствие. Ещё свежо было [перестроечное] раскрытие правды о депортациях 1944 года, а популярность российской армии была невысока. Такие настроения царили и в журналистском корпусе».
— Николай Сванидзе, российский журналист и историк
Миллионы россиян не поддержали решение Кремля остановить чеченский сепаратизм силовым путём. Начатую в декабре 1994-го «операцию по восстановлению конституционного порядка» критиковали не только на кухнях и в курилках, но и на федеральных каналах, и в Государственной Думе первого постсоветского созыва. К слову, второй по величине фракцией там обладали депутаты от либерального «Выбора России» — люди с диссидентским прошлым, чуждые силовикам и выходцам из аппарата КПСС, последовательные критики войны на Кавказе.
Соответственно, и армейские генералы вынужденно держали примирительный тон. Они не столько обличали штатских критиканов, сколько пытались их задобрить: враг почти разбит, его загнали в глушь, скоро всё закончится. Военачальники, вероятно, верили в то, что говорили на камеры. К лету 1995-го сепаратисты «ЧРИ» действительно потерпели серию поражений и сохраняли контроль лишь над отдалёнными горными районами. Но сдаваться на милость победителя боевики не собирались.
Одним из таких непримиримых командиров был 30-летний Шамиль Басаев — в прошлом недоучившийся студент одного из московских вузов, неудачливый торговец компьютерами и защитник Белого дома в августе 1991-го. С распадом СССР чеченец обрёл себя как лихого воина, поучаствовав в войнах в Карабахе и Абхазии (где, по слухам, имел связи с российским ГРУ). Потом он вернулся в фактически неподконтрольную Москве родную республику, где примкнул к лидеру «ЧРИ» Джохару Дудаеву.
3 июня 1995-го Басаев пережил личную трагедию. При российском авиаударе по чеченскому селу Ведено погибли 12 его родственников, включая родную сестру и нескольких детей. Нельзя исключать, что последовавшая затем вылазка вглубь России служила больше личной местью, чем продуманной попыткой отстоять «ЧРИ». А если Басаев и имел сколько-нибудь стройный план операции, то он точно не ставил финальной целью скромный Будённовск.
Как позднее утверждал руководивший в 1994–1995 годах ФСК-ФСБ Сергей Степашин, изначально боевики собирались дойти до аэропорта Минеральных Вод. Там они будто бы собирались захватить самолёт и заставить пилотов лететь не то в Москву, не то на некую «дружественную территорию».
К слову, за четыре года «до» Басаев действительно исполнил подобное, безнаказанно угнав Ту-154 как раз из Минеральных Вод в Турцию (якобы в знак протеста против введённого ещё советской Москвой чрезвычайного положения в ещё единой Чечено-Ингушетии). В 1991-м всё чудом обошлось без жертв. В 1995-м события сложатся гораздо трагичнее.
Детали похода Басаева 12–14 июня свидетельствуют скорее о расчёте на авось, чем о тщательном планировании. Стартовавшие от Ведено около 150–200 боевиков ехали под тентами на трёх военных «камазах». Их вёл наспех перекрашенный в милицейский ВАЗ-2106 с водителем в трофейной форме МВД — роль доверили одному из приближённых главаря, Асланбеку Исмаилову. Вместе четыре транспорта играли роль колонны, якобы везущую в тыл тела погибших российских солдат.
Удивительно, но этот примитивный маскарад сработал. В 8:30 колонна боевиков перешла чечено-дагестанскую границу и устремилась на север, а потом на северо-запад. Басаевцы миновали не меньше 52 блокпостов, и на каждом федералы принимали на веру нехитрую легенду от изображавшего милиционера Исмаилова. Тем летом колонны с «грузом 200» успели стать на Северном Кавказе привычными. Лишний раз смотреть на цинки никто не хотел, и водители избегали даже элементарной проверки документов.
Вопросы к путникам возникли только у силовиков в селе Прасковея близ Будённовска (примерно в 450 километрах от исходной точки). Около полудня 14 июня местные гаишники сообщили в районное ОВД о подозрительной колонне и скомандовали гостям ехать туда. Басаевцы подчинились приказу, отклонились от изначального маршрута, въехали в Будённовск и буквально с колёс атаковали милицейское управление. Завязалась ожесточённая перестрелка с потерями с обеих сторон. Милиционеры попали под огонь пулемётов и гранатомётов, в ОВД вспыхнул пожар, но при поддержке подоспевших солдат и спецназовцев защищавшиеся всё-таки отбились.
Боевики отступили и обрушились на центральную часть Будённовска — местную администрацию, рынок, медучилище и другие учреждения. Пользуясь всеобщим шоком, люди Басаева хватали прохожих, другие без разбора палили в разные стороны; оценки числа погибших в те минуты гражданских сильно разнятся, но счёт явно шёл на десятки людей. Судя по всему, террористы обычно щадили детей и женщин, но на упреждение отстреливали всех, кто хоть сколь-нибудь походил на милиционеров или военных. В Будённовске как раз базировался вертолётный полк ВВС РФ, а военных лётчиков сепаратисты ненавидели особенно.
«На Ленинской мы увидели автомобиль, у него была открыта водительская дверь, а милиционер лежал убитый на земле. […] Потом и нас остановили люди с автоматами, сказали бросить машину и идти за ними на площадь. Так мы попались. [Потом] нас подняли и сказали идти вперёд. Ничего не объясняли. Заставили бежать, ребенок босоножек потерял, муж её на руки взял, а я с младшей бежала»
— Светлана Локтионова, заложница
Около 15:00 басаевцы повели схваченных людей в уже захваченную передовой командой Центральную районную больницу. Спустя час там набралось свыше 1500 заложников разного возраста: персонал учреждения, пациенты и захваченные в городе прохожие. Боевики оперативно оцепили захваченный больничный комплекс, заминировали подвалы и согнали большинство жертв в главный корпус. Незваные гости объясняли будённовцам: мол, против вас лично мы ничего не имеем, но по-другому до вашего правительства не достучаться.
В 16:15 Басаев, используя врачей больницы как парламентёров, предъявил властям России ультиматум. Условия включали прекращение огня в Чечне, вывод оттуда федеральных войск и начало мирных переговоров с руководством самопровозглашённой Ичкерии. Предварительным требованием Шамиль обозначил собственную пресс-конференцию — прямо в помещениях захваченной больницы.
Президент РФ Борис Ельцин по-своему отреагировал на шокирующие новости с юга страны. Узнав о событиях в Будённовске, политик не поменял утверждённого графика и спустя два дня вылетел в канадский Галифакс на саммит G7. Решение Ельцина сразу вызвало шквал критики: и с полос газет, и в телеэфире, и с думской трибуны — в России 1990-х всё это воспринималось естественным.
16 июня, перед самым отлётом в Канаду, президент в аэропорту коротко побеседовал с журналистами. Даже корреспондент провластного ОРТ (будущего «Первого канала») не удержался от многозначительного вопроса: отразится ли трагедия в Будённовске на ходе дискуссий в Галифаксе?
Ельцин заверил, что нет худа без добра и Запад, наконец, поймёт, что Россия на Северном Кавказе борется с опасными для всего мира террористами. Потом глава государства намекнул, что не самоустранился от событий на Ставрополье и доверил освобождение заложников министру внутренних дел Виктору Ерину. С силовиком у президента, как он выразился, «действует непрерывная связь».
Сам Ерин прибыл на Ставрополье ещё в ночь на 15 июня. Компанию ему составили вышеупомянутый глава ФСБ Сергей Степашин и двое однофамильцев Егоровых: первый, Николай Дмитриевич, занимал тогда посты вице-премьера и министра по делам национальностей, а, второй, Михаил Константинович, работал замначальника МВД. Последний де-факто и возглавил штаб операции — не то по спасению заложников, не то по уничтожению боевиков любой ценой. Эти две вроде близкие цели в дни будённовской трагедии не раз будут входить в конфликт между собой.
Басаев же поначалу играл в благородного разбойника. Главарь захватчиков распорядился не мешать работе врачей, пускал на территорию волонтёров с едой для заложников и принимал парламентёров с российской стороны. Высокие гости из Москвы в больницу не спешили, главным переговорщиком выступал начальник будённовского РУБОПа Владимир Попов. Позднее офицер объяснял, что пытался тогда присмотреться к обстановке и примелькаться боевикам. У него был план устранить Басаева и убедить остальных сдаться — но начальство авантюру Попова ожидаемо не одобрило.
Судя по всему, штаб изначально склонялся к штурму больницы бойцами спецназа. Игры в дипломатию исполняли сугубо прикладную роль, чтобы выиграть время на подготовку. Так, на словах Басаеву сразу пообещали привести журналистов, но на деле МВД и ФСБ оттягивали их приход. А официальные масс-медиа в первые два дня насчёт событий в Будённовске получали (и ретранслировали) сильно заниженные данные.
«[Вечером 14 июня] возле ординаторской работал телевизор. Чеченцы смотрели “Новости” [на ОРТ]. С экрана вещали, что в больнице находятся несколько десятков заложников, а боевики убегают из города. Это враньё меня обескуражило. Я понял, что под такую информацию нас всех вместе с больницей могут стереть с лица земли, сказав, что там были какие-то 50–60 человек»
— Анатолий Скворцов, в 1995-м — заведующий хирургическим отделением Будённовской ЦРБ
15 июня штаб Михаила Егорова несколько раз откладывал обещанную боевикам пресс-конференцию, несмотря на их угрозы убивать пленников. Ближе к вечеру терпение захватчиков ЦРБ иссякло, и они расстреляли пятерых заложников. Тогда силовики всё же отправили журналистов в больницу.
Пресс-конференция прошла без эксцессов. Басаев монотонным тихим голосом объяснил, за что борется «ЧРИ», зачитал свои требования к Кремлю и ответил на вопросы корреспондентов. Больше всего очевидцам запомнилась острота спикера насчёт коррупции в российском МВД. Мол, боевики изначально ехали на Москву, просто деньги на взятки федералам якобы кончились ещё на Будённовске — вот и пришлось атаковать этот город.
Вечером 16 июня на Ставрополье прибыли новые москвичи: шесть депутатов от либерального «Выбора России» и один из лидеров общества «Мемориал» Олег Орлов (тот самый, кто спустя 29 лет будет участвовать в обмене российских политзэков на разоблачённых на Западе кремлёвских агентов). Неформально семёрку возглавлял Сергей Ковалёв — известный правозащитник, ветеран диссидентского движения СССР, семь лет отсидевший в тюрьме за антисоветскую агитацию.
Среди людей в погонах Ковалёв пользовался кошмарной репутацией. Депутат последовательно осуждал действия федеральных сил, неоднократно выезжал в Чечню, вёл переговоры с сепаратистами. В ответ генералы прямо называли бывшего диссидента предателем и заявляли, что якобы тот по рации из дудаевского дворца призывал российских солдат сдаваться в плен, сознательно обрекая их на пытки и издевательства.
Приезд либералов в Будённовск едва ли обрадовал силовиков. Было очевидно, что нежданные гости совершенно не помогут в организации штурма больницы. Но Ковалёв и его люди — на тот момент ещё официальные лица, народные избранники. В оперштабе их вынужденно приняли и с натянутой вежливостью заверили: как хорошо, что вы прибыли, завтра поможете нам на переговорах с басаевцами.
Обещания группе Ковалёва были заведомой ложью. На рассвете 17 июня спецназ ФСБ «Альфа» при поддержке спецподразделений армии и МВД пошёл на штурм больницы. Позднее заявлялось, что это решение из Москвы продавил тогдашний начальник Главного управления охраны (будущей ФСО) Михаил Барсуков. Но миссия была обречена. Боевики благодаря перехвату с милицейских раций заранее знали о планах противника и с началом атаки выставили в окнах заложниц с простынями. Машущие белыми полотнищами женщины потом стали одним из главных образов будённовской трагедии.
«Очень скудная информация была [о противнике]. У нас практически ничего не было. Шли как с листа. И жара стояла страшная. Мне тогда казалось, что пятьдесят градусов на улице»
— Александр Желтоухов, ветеран «Альфы»
Участники штурма потом подтверждали — они действительно не знали о точном числе боевиков. Офицеры предполагали, что тех не около 200, а 30–40 человек. И роковым утром стальной дождь из окон больницы — в прямом смысле из-за спин насмерть перепуганных женщин — стал неожиданностью для спецназовцев. Контртеррористы попросту не могли как следует подобраться к четырёхэтажному главному корпусу ЦРБ. Летом 1995-го вокруг него не росло высоких деревьев, поэтому боевики идеально простреливали всю площадь вокруг своей «крепости».
Спустя четыре часа бой утих. «Альфовцы» освободили лишь пару второстепенных зданий, где содержалось несколько десятков заложников. Но, как часто бывает на войне, тактическое поражение обернулось стратегической победой. После утренней попытки штурма Басаев, по-видимому, осознал, что противник не столько хочет отбить своих, сколько любой ценой уничтожить его самого.
Командир боевиков снизил градус непримиримости и решился пойти на переговоры. И вот тут группа Ковалёва сориентировалась в ситуации лучше, чем силовики.
Когда бой стих, басаевцы дали покинуть больницу парламентёрам, врачам Петру Костюченко и Вере Чепуриной. Под «флагом» из простыни с нанесённым губной помадой красными крестом те вышли к оцеплению.
«Я выскочил им навстречу и вытащил с линии огня. Я попытался вместе с врачами выйти на тех, кто командовал войсками. На машине скорой помощи вместе с врачами я отправился в штаб, несмотря на сопротивление. Там я искал командование. У каждой двери стояли охранники и никого никуда не пускали. Мы открывали все двери, которые удавалось. Заодно на третьем этаже нашли Владимира Жириновского, который сидел, развалившись на диване, с кучей бутылок на столе»
— Юлий Рыбаков, депутат Госдумы (1993–2003), один из группы Ковалёва
Рыбаков и врачи всё-таки нашли главу МВД Ерина, чтобы попробовать склонить начальство к переговорам. Но министр отказался говорить с Костюченко и Чепуриной, а депутату коротко бросил что-то в духе: операция идёт по плану, поэтому отойдите и не мешайте. Как предполагал потом Рыбаков, силовики как раз готовили вторую волну штурма, уже не считаясь с возможными жертвами среди заложников.
Тогда депутат ввёл в курс дела Ковалёва, а тот по телефону из городской администрации начал челночную дипломатию между захваченной больницей и Москвой. Через экс-премьера Егора Гайдара удалось выйти на действующего главу правительства, Виктора Черномырдина, а параллельно — установить контакт с Басаевым. Последнего Ковалёв убедил смягчить позиции. В течение 17 июня боевики отказались от идеи полного вывода федеральных сил из Чечни и согласились без условий отпустить беременных женщин и матерей с детьми.
Ерин и другие силовики по-прежнему выступали против диалога с чеченцами. Они прямо обвиняли парламентёров и группу Ковалёва в сочувствии врагу и распространении слухов. Глава МВД заявлял о якобы найденных в больнице «пятидесяти трупах с контрольными в голову» (эта информация не подтвердилась) — дескать, какая дипломатия возможна с такими извергами?
Тем не менее к вечеру 17-го премьер-министр Черномырдин выбрал «голубей», а не «ястребов». Политик разрешил переговоры и соглашение с Басаевым. Подразумевалась сделка: боевики отпускают всех заложников, а Москва гарантирует противнику возвращение домой. Боевые действия в республике встают на паузу, начинается подготовка мирных переговоров. Около 2:45 в ночь на 18 июня Басаев и Черномырдин поговорили друг с другом по телефону — да-да, это тот самый диалог, памятный многим по фразе «Шамиль Басаев, вы меня слышите?».
Впоследствии вокруг него в ура-патриотических кругах сложат скорбную легенду: какой позор, глава правительства былой сверхдержавы капитулирует перед террористом. Но в моменте речь шла сугубо о спасении 1500 заложников, раз люди в форме не смогли освободить их силой. Долгосрочные обещания от Кремля до «ЧРИ» силы здесь не имели. И собеседник Черномырдина наверняка понимал это лучше других.
Разговор Черномырдина с Басаевым стал пощёчиной для силового начальства. О мирном разрешении кризиса Ерин, Степашин и оба Егорова узнали по телевизору. Утром 18 июня финальное соглашение с Басаевым — написанное кем-то из врачей на вырванных из школьной тетрадки страницах — утвердили без оперштаба. С российской стороны подписи под ним оставили Ковалёв, депутаты его группы и сотрудник администрации Ставропольского края Сергей Попов.
Боевики в обмен на выход из Будённовска отпустили не всех пленников. Пережившим бои людям Басаева (130–140 «штыкам») полагался сопоставимый в числе живой щит. Туда вызвались и работавшие в Будённовске московские журналисты, и люди Ковалёва, и персонал больницы, включая женщин, и простые жители города. На трёх «икарусах» вперемешку с басаевцами они должны были добраться до чеченской границы.
Оперштаб раздал добровольцам на подпись сомнительные расписки: «Я, [имя], добровольно присоединяюсь к бандитской группе Ш. Басаева и выезжаю с ней в Чеченскую Республику, осознавая все возможные последствия своего решения». Текст вызвал гнев как у москвичей, так и будённовцев. Ни депутаты, ни медики, ни журналисты, ни родные едва освобождённых женщин и детей не считали, что «добровольно присоединяются к бандитам».
Силовикам пришлось менять формулировку и перепечатать листовку: «Согласен добровольно сопроводить группу Ш. Басаева без предварительных условий и осознаю ответственность за принятое решение». Лучше стало едва ли. Одни добровольцы расценили расписку как приглашение в тюрьму, другие — как анонс нападения федералов на колонну. Между строк сквозил намёк: сами полезли в «икарусы» к террористам — сами и расхлёбывайте последствия.
Путь колонны 18–21 июня до Чечни и обратно выдался особым испытанием, достойным отдельного рассказа. То ломались «икарусы», то милицейские посты вынуждали водителей менять изначальный маршрут. Вместо логичного пути через Северную Осетию путникам пришлось пройти в обход через Дагестан, что почти вдвое удлинило дорогу. Наконец, несколько раз над автобусами зловеще барражировали военные вертолёты.
Спустя годы многие участники той странной поездки не сомневались, что оперштаб готовился достать Басаева, пускай и ценой жизней его невольных попутчиков. Очевидцы заявляли, что «добровольно сопровождающих» спасло нежелание генералов с министрами брать на себя персональную ответственность за атаку на колонну.
«Был такой Павел Родичев, командир вертолётного полка и военный комендант Будённовска. Ему [18 июня 1995-го] звонит какой-то начальник и, не представляясь, говорит: “Поднимай вертушки, как только колонна отъедет — уничтожить”. Родичев говорит: “Давайте приказ в письменном виде”. Ему перезванивали, он повторял всё то же. Письменного приказа Родичеву никто так и не дал, тогда был бы другой разговор»
— российский журналист, в 1995-м — корреспондент «Коммерсанта», участник событий
Вечером 20 июня колонна всё же добралась до пограничного с Дагестаном чеченского села Зандак. Рассказывали, будто Басаев напоследок попрощался с добровольными заложниками и признал, что «вёл себя как собака». После этого террорист со своим отрядом мгновенно растворился среди местных жителей.
А бывшему «щиту» в те минуты было уже не до боевиков: прямо на месте обессилевшие люди по глотку распили припрятанную бутылку коньяка. Спустя ещё сутки будённовцы и москвичи вернулись на Ставрополье.
22 июня 1995 года вернувшийся в страну Борис Ельцин объявил днём общенационального траура. Всего в Будённовске погибло, по разным подсчётам, от 129 до 166 человек. Не меньше 94 имён в этом скорбном списке — мирные граждане, убитые как в первые часы нападения сепаратистов, так и при неудачном штурме больницы.
Милиционеры, военные и спецназовцы потеряли как минимум 35 своих товарищей. Меньше ясности с потерями «ЧРИ»: обычно их оценивают примерно в 15–20 боевиков. Свыше 400 жителей Будённовска понесли увечья разной степени тяжести. Изувеченным оказался и сам город. Перестрелки и вызванные ими пожары нанесли городу ущерб на 95 миллиардов ещё неденоминированных рублей.
Президент Ельцин потом называл решение Черномырдина в ночь на 18 июня ошибкой: «Упустили тогда Басаева». Тем не менее глава государства молча признал, что премьеру-хозяйственнику вынужденно пришлось устранять последствия провала силовиков. Черномырдин усидел во главе правительства, в то время как глава МВД Ерин, начальник ФСБ Степашин и министр по делам национальностей Егоров ещё 30 июня 1995-го подали в отставку.
Впрочем, из ельцинской обоймы все трое не выпали, а влияние выходцев из органов в окружении президента после Будённовска даже возросло. Сами договорённости о прекращении огня оказались фикцией. Их охотно нарушали обе стороны, так что к осени 1995-го боевые действия в Чечне возобновились с прежним ожесточением. Зимой 1996-го отряды «ЧРИ» предприняли новую вылазку за пределы оспариваемой территории.
9 января боевики атаковали дагестанский Кизляр и снова захватили заложников. Команда Ельцина настояла на силовом решении: противника решили взять при отходе в Чечню. Задуманная гладкая операция обернулась многодневной битвой за приграничное село Первомайское, с десятками жертв, гибелью части пленников и сотнями домов, снесённых неуправляемыми ракетами. Но Москва расценила январские бои в Дагестане как успех, своего рода «анти-Будённовск» — террористов не ублажали, а уже уничтожали.
Со временем в России список терактов с кавказским следом пополнили новые строки: Буйнакск, Волгодонск, московская улица Гурьянова, «Норд-Ост», Беслан, Нальчик, Домодедово. И Будённовск–1995, с одной стороны, стал забываться в массовом сознании, а среди силовиков и сочувствующих, напротив, начал восприниматься как корень многих бед. Дескать, убрали бы Басаева тогда, а не спустя долгие 11 лет — и не было б потом ни соглашений в Хасавюрте, ни Второй чеченской, ни волны терактов в российских городах.
«Будённовск изменил общественное сознание. Наш российский обыватель и так уже был сильно травмирован Перестройкой и тем, что […] советская империя, величием которой он утешался, развалилась. […] Имперскому сознанию стыдно вспоминать о том, что когда-то к виску приставили пистолет и пришлось пойти на мир»
— Юлий Рыбаков
Ну а официозные издания принялись исподволь править историю событий 1995 года в нужном ключе. Показательны хотя бы вышедшие ровно пять лет назад статьи на «РИА Новости». Согласно их авторам, оперштаб в решающий момент принял врачей-парламентёров, напуганный доблестью «Альфы» Басаев сам вышел на Черномырдина, а про роль группы Ковалёва в спасении заложников и фарс с расписками для живого щита не сказано ни слова.
Наверное, многим в современной России проще считать, что 30 лет назад всё было именно так.
На главном фото – самодельный транспарант заложников в Будённовской ЦРБ, обращённый к федеральным силам. Музей современной истории России. Источник: Wikipedia / Asħab
