Сейчас вряд ли имеет смысл обсуждать, хорошо или плохо была организована НАТО более 70 лет назад. Очевидно, что при самоустранении США от европейских дел прежняя концепция американских гарантий выглядит устаревшей и шаткой, а понятие «объединенного Запада» постепенно уходит в историю. Это понимание присутствует в Европе повсеместно, и никто не спорит с тем, что рассчитывать придется только на себя. Тем не менее, создание системы европейской безопасности требует не только времени и денег, но также политической воли и стратегического смысла. Сегодня можно выделить три вопроса, на которые европейцам предстоит дать ответ прежде всего самим себе, - и от этого зависит их ближайшее будущее.
Что делать с НАТО, к какой войне готовиться и как быть с Украиной?
Во-первых, необходимо понять, что делать с Североатлантическим альянсом. Можно предположить, что для Вашингтона была бы приемлемой такая схема реформирования НАТО: европейцы продолжают покупать американское оружие (страны Альянса – первый по важности рынок вооружений для американских производителей, доля США в военных поставках для Европы достигает 64% и выросла за последние годы) - но воюют сами, если вдруг возникнет необходимость. При этом США сохраняют контроль за союзниками при помощи таких ключевых пунктов, как информационные технологии (они на данный момент почти на 100% американские в европейских армиях) и кибербезопасность, спутниковая разведка и ракетные технологии. Общий вклад США в программы НАТО сейчас оценивается в 70 – 80%, что говорит о существенной и разносторонней зависимости европейцев от Вашингтона.
Отдельно надо сказать о ядерном оружии. Франция и Великобритания располагают собственными скромными арсеналами (Лондон не полностью автономен в его применении и имеет так называемый «двойной ключ» вместе с США); на территории Германии, Бельгии, Нидерландов и Италии (еще и Турции, но в контексте европейской безопасности нет смысла ее упоминать) размещено американское ядерное оружие, решение об использовании которого будет приниматься, разумеется, исключительно в Вашингтоне.
Таким образом, идея обретения Европой стратегической автономии предполагает амбивалентное отношение к НАТО. С одной стороны, Альянс нельзя упразднить с завтрашнего дня без провалов для безопасности. Необходимо продолжать сотрудничество с США, возможно, даже увеличив прямую оплату за взаимодействие с американцами в тех областях, где это необходимо. С другой стороны, ничто не мешает приступить к немедленному снижению уровня зависимости от Вашингтона, в частности, в области производства вооружений. Очевидно, что деньги европейских налогоплательщиков должны идти, в первую очередь, на заказы для европейских, а не американских производителей.
В марте прозвучали неожиданные заявления министров обороны Португалии и Германии о возможности пересмотра решения о закупке американских F-35. С самого начала было сомнительно, что европейцы пойдут на прекращение действующего контракта, и Берлин чуть позже подтвердил, что договор остается в силе. Тем не менее, сам факт сомнений очень показателен. При углублении противоречий между США и Европой американское высокотехнологичное оружие, которое на уровне программного обеспечения и сервисного обслуживания полностью включено в военную экосистему США, может оказаться парализовано дистанционно из Вашингтона. Условно говоря, ни один европейский F-35 на защиту Гренландии не взлетит, если Пентагон захочет этому помешать.
На чрезвычайном саммите ЕС 6 марта была названа цифра в 800 миллиардов евро инвестиций в европейскую безопасность, из которых 150 миллиардов предполагается привлечь в рамках солидарного займа. В частности, речь идет о производстве вооружений и систем связи, о кибербезопасности, о логистике, а также о создании большой группы спутников. Этот проект инвестиций находится еще в работе, но на стадии согласования он вряд ли встретит серьезные возражения. Он предполагает не немедленный отказ от НАТО, но постепенную организацию параллельной системы безопасности.
Во-вторых, предстоит ответить на вопрос «к какой войне мы готовимся». Традиционный подход, оправдавший себя в ходе различных интервенций стран Запада в начале ХХI века, предполагал бы создание эффективных и мобильных бригад, состоящих из артиллерийских, бронетанковых и пехотных подразделений, действующих при полном господстве в воздухе. Но война в Украине полностью изменила эти представления. Теперь, при конвенциональном столкновении и протяженной линии фронта, речь идет о войне дронов, которая задает глубину до нескольких десятков километров и создает «мертвую зону» с невозможностью фактически любых перемещений. Относительно недорогие аппараты массового производства легко уничтожают современную военную технику высокой стоимости, а применение искусственного интеллекта будет еще больше повышать их эффективность.
Для Европы здесь содержится непростой вопрос стратегического планирования, и сейчас нет инстанции, которая могла бы им заниматься. Намного привычнее договориться об инвестициях в масштабное производство, например, артиллерийских снарядов, нехватка которых очень остро ощущалась в первые два года войны в Украине, разместить заказы в странах ЕС, создать новые рабочие места и обрадоваться росту ВВП. Но может так случиться, что война на восточных границах ЕС пойдет по такому сценарию, когда потребность в дронах будет намного выше, чем в снарядах.
В-третьих, Европа должна определиться по отношению к Украине. И эта проблема намного глубже, чем просто проявление солидарности с европейской страной, подвергшейся несправедливой и жестокой агрессии, даже если солидарность предполагает значительную и безвозмездную помощь. Предстоит понять, в какие сроки, и в какой форме Украина может быть интегрирована в систему европейской безопасности. С одной стороны, ее армия ведет тяжелую войну современными методами против потенциального противника Европы, и этот опыт бесценен. С другой стороны, война продолжается, исход ее неясен, вступление Украины в ЕС и НАТО требует времени. Трудно договориться о стратегическом взаимодействии под непрерывными обстрелами , в то время как Киев решает текущие задачи удержания линии фронта, военного снабжения и организации ПВО. Но даже если в ближайшем будущем состоится перемирие, то Европа должна будет ответить на непростой и неприятный вопрос: она хочет, прежде всего, финансировать собственную программу безопасности или украинскую армию? Или это можно совместить? И если да, то каким образом?
Коалиция желающих
Известно, что в качестве одного из проектов гарантий безопасности Украины от продолжения российской агрессии после заключения перемирия (если и когда оно состоится), является ввод на украинскую территорию миротворческих сил, сформированных союзниками. Известно также, что Россия категорически возражает против подобной идеи, угрожая войной с НАТО. Основными участниками проекта являются Франция и Великобритания, которые могли бы объединить военные подразделения других европейских стран под общим командованием, но на сегодня рано говорить о его реальных очертаниях.
С точки зрения развития системы европейской безопасности, было бы полезно осуществить развертывание и управление крупным военным соединением из разных стран (речь идет о десятках тысяч человек) без участия американцев (или с их ограниченным участием). Теоретически Париж и Лондон в состоянии организовать штабное планирование операции, но их потенциал нуждается в подтверждении на практике. Более того, присутствие «коалиции желающих» в Украине, как гарантов мира, способствовало бы лучшему пониманию украинского военного и политического руководства с европейцами, но сегодня, принимая к сведению ход переговоров о перемирии, было бы преждевременно рассуждать о параметрах возможной интервенции и об ее ожидаемых результатах.
Тем не менее, сам подход, объявленный Францией и Великобританией, заслуживает внимания, как прообраз будущих военных коалиций в Европе, где должны состоять, наверное, только «желающие». В самом деле, если сегодня членами НАТО являются 32 страны, то насколько такие разные из них, как, например, Канада, Турция и Исландия будут готовы встать в едином порыве на защиту, скажем, Эстонии? Проблематичность Североатлантического Альянса не только в самоустранении США, но и в его размере, поскольку формальное обязательство защиты друг друга за счет 5 статьи Устава не проходит проверку соответствия реальным интересам стран, которые географически и политически очень отличаются. То же самое можно сказать и о ЕС. Если для Финляндии, Польши, Румынии и стран Балтии ощутима угроза с Востока, то для Средиземноморских стран гораздо важнее миграционное давление с Юга. Нет смысла создавать общие для всех рамки единой европейской безопасности, и концепция «желающих» могла бы снять некоторое напряжение в тех ситуациях, когда условная Португалия обязана из солидарности участвовать в проекте, который ее никак не касается.
То же самое можно сказать о проблеме ядерного сдерживания. Если, в самом деле, ставить вопрос о замене американских гарантий на франко-британские, то должен быть перечень стран, которые этого хотят, что позволило бы начать техническую и политическую работу по подготовке соответствующего договора.
Время покажет, насколько Брюссель сможет обеспечить данный подход, - или Париж и Лондон смогут сплотить вокруг себя одну или несколько коалиций «желающих».
Национальные армии
Рост военных бюджетов европейских стран происходит повсеместно. В 2024 году 23 страны НАТО достигли показателя в 2% от ВВП для военных расходов, а многие его превысили. В частности, для Польши этот уровень составил 4,2% в 2024 году, в то время как Эстония планирует увеличить свой военный бюджет с 3,4% в 2024 году до 5% в 2026 году. В Германии Бундестаг в марте 2025 года утвердил решение о создании специального фонда в 500 миллиардов евро для модернизации армии и военной инфраструктуры, сняв заодно прежние ограничения на заимствования для этих целей. Многие страны восстановили систему обязательной военной службы, от которой отказались ранее. В частности, это Финляндия, Швеция, Дания и страны Балтии, в Польше действует программа массовой военной подготовки и намечается возобновление призыва. Что-то подобное обсуждается и в Германии.
Очевидно, что на национальном уровне дела идут намного лучше и быстрее, чем в тех вопросах, которые требуют существенной координации усилий, и этому не приходится удивляться. У ЕС нет полномочий в военной сфере, и нет компетенции для создания некого центра управления. При обсуждении идеи коалиции «желающих» Макрон собирал в Париже потенциальных участников, в то время как Брюссель мог заниматься исключительно экономическими аспектами перевооружения.
Между тем, Европе предстоит как-то разрешить важное противоречие. С одной стороны, история учит, что воюют нации, и поскольку никакой единой европейской нации не существует, то и общий оборонный проект для Европы кажется утопичным. С другой стороны, по отдельности, без объединения усилий, большинство европейских стран слишком малы и имеют слишком ограниченные возможности, в плане ведения боевых действий. Принимая во внимание условность любых оценок при сопоставлении текущих военных бюджетов России и стран ЕС, расходы Москвы меньше примерно в три раза, но боеспособность российской армии, несомненно, выше, что объясняется не только историческими традициями, но и преимуществами централизованной системы управления в военных делах. Не покушаясь на национальные компетенции, Европе необходимо найти приемлемые формы координации усилий и расходов там, где это возможно, расширяя взаимодействие в вопросах обороны и безопасности между правительствами и штабами. Тогда через несколько лет можно будет говорить об объединенной Европе как о военной силе.
